|
Литературно-мемориальный музей Ф.М.
Достоевского
Библиотека
Альманаха «Достоевский и мировая культура» ББК
83.3 К 41 Киносита Т. Антропология и поэтика творчества Достоевского. Сборник статей. Предисловие В.Туниманова. Санкт-Петербург:
Серебряный век, 2005 — 208 с. Автор книги профессор Т. Киносита
— видный русист Японии, президент Общества Достоевского в Японии и
вице-президент Международного Общества Достоевского (ISD). Предлагаемые читателям статьи в
большинстве были опубликованы сначала как тексты тезисов Международного
симпозиума Достоевского, на международных конференциях и чтениях в музеях
Санкт-Петербурга и
Старой Руссы, и вошли в сборники статей «Достоевский: Материалы и исследования», в
альманах «Достоевский и мировая культура» и другие издания. Книга представляет
интерес, как для специалистов, так и для широкого круга исследователей. Научный
редактор В. А. Туниманов В оформлении обложки использована картина «Диалог»
Нобуко Киносита. 5-902238-18-8 © Киносита Т., 2005 ©Туниманов В., предисловие, 2005 © Уржумцев В., оформление, 2005 © Издательство «Серебряный век», 2005 СОДЕРЖАНИЕ ○Книга
о Достоевском и японской литературе. Предисловие
В. Туниманова ....... 3 ○От автора .................................................................... 7 ●Образ
мечтателя: Гоголь, Достоевский, Щедрин 11 ИРОНИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ
И ИРОНИЯ АВТОРСКАЯ ●Отншение Достоевского к романтизмуо................ 35 ●Ирония
судьбы или ирония романтическая? По поводу трагедии героя
рассказа «Кроткая» .... 44 ●Подпольные
элементы психики Настасьи Филипповны и их функция в развертывании сюжета романа «Идиот» 51 ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ — ПРОБЛЕМЫ АССИМИЛЯЦИИ И ДИСТАНЦИРОВАНИЯ ●Поэтика раннего Достоевского и
«Закон симпатии» В.Майкова … 59 ●Понятие «красоты» в свете идей
эстетики Достоевского …68 ●Проблемы понятия «Сострадание» в творчестве Достоевского …75 ●Диалог без слов в творчестве
Достоевского ......... 82 ●Смысл явления «дежа-вю» в
творчестве Достоевского …… 91 ●«Где
эта беда? зачем они не понимали друг друга?»: причина гибели Васи Шумкова
в повести «Слабом сердце» ... 98 ●«Возвышенная
печаль судьбы» «Рыцаря
бедного» — князя Мышкина … 109 ●По
поводу загадочных слов Татьяны Онегину в сцене последней их встречи .................................. 125 ДОСТОЕВСКИЙ И ЯПОНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ●Влияние
русской литературы на японскую литературу в контексте европеизации Японии после 1868 года ………………………………… 133 ●Поэтика
Достоевского и творчество японских писателей Фтабатэя Симэя и Нацумэ Сосэки ........ 143 ●Идея воскресения в романе «Братья Карамазовы» и
японский поэт Хагивара Сакутаро .................................................... 153 ●Восприятие
творчества
Достоевского в Японии 1930-годов … 162 ●Восприятие Л
Н. Толстого и Достоевского в
Японии в первой половине ХХ века в контексте развития литературных и
общественных идей. ……173 ●Ф.
М..Достоевский и японская литература до и
после второй мировой войны . «Школа Достоевского» писатели Р. Сина, Т. Такэда, и Ю. Хания……182 КНИГА О ДОСТОЕВСКОМ И ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ Замысел этой книги профессора и видного русиста Японии,
президента Общества Достоевского в Японии
и вице-президента Международного Общества Достоевского (ISD) Т. Киносита возник еще лет десять назад... Но тогда его осуществить
по разным причинам не удалось. К
счастью — состав той книги сильно отличался от настоящей. Там преимущественное внимание уделялось проблемам рецепции творчества Достоевского в
Японии: это был сокращенный вариант, предназначенный для русского читателя,
вышедшей в 1993 году книги «Японская
литература нового времени и Достоевский». Время внесло существенные
коррективы, отодвинув на второй план компаративистские (в широком смысле) сюжеты. Одна
за другой появлялись
исследования Киноситы, посвященные антропологической составляющей (философскому
антропологизму) творчества
Достоевского, диалогическим отношениям внутри художественного мира писателя,
поэтике. Казалось бы, сказанному противоречат приведенные в первой же главе
книги слова великого японского поэта Исикава Токубоку: «Нет ли чего-нибудь
интересного? — это романтический
вздох исходит из душевных глубин каждого»,
«Романтизм — это порождение слабых сердец». Но автора интересует не отражение философских идей и
литературных принципов
Достоевского, его концепции романтизма в творчестве японского поэта (вполне вероятно, что никакого
влияния, тем более прямого здесь и не было), а невольное совпадение в
осмыслении ситуации подавленности, порождающей такую форму романтического
протеста, как мечтательность, и — особенно — структурные диалогические
отношения и их эволюция в произведениях русского писателя от «Бедных людей» и фельетонов
сороковых годов до романа «Братья
Карамазовы». Киносита стремится понять
закономерности и индивидуальное своеобразие
творчества Достоевского. И делает он это, внимательно исследуя
литературно-философскую родословную Достоевского, эстетический контекст,
трансформацию традиционных романтических мотивов. Теоретические обобщения в
его книге возводятся на прочном историко-литературном фундаменте, что является
редкостью в наше время,
когда культура собственно филологических исследований резко падает,
вытесняемая безответственными вариациями на свободные темы с непременным
цитированием особенно «авторитетных» в данный момент мыслителей. Такая вот
широко распространенная
игра в науку, имитация научного исследования. Киносита обращается к
первоисточникам, тщательно исследуя генезис творчества писателя. Поэтому он так
много места в своей книге
уделяет раннему периоду творчества Достоевского. Поэтому, возможно, эти главы
его книги отличает четкая выверенность наблюдений и выводов. Этюд о повести
«Слабое сердце» — самое значительное из написанного об этом произведении
писателя. И еще особенно
хочется выделить главу «Поэтика раннего Достоевского и «закон симпатии» В. Майкова»;
Киносита убедительно и тонко сопоставляет открытия выдающегося критика с
поэтическими принципами
творчества Достоевского в период формирования его художественной вселенной,
эти открытия Майкова и опираются на произведения писателя и в определенном смысле
конгениальны им. Поворачивая
различными сторонами ведущие понятия художественного мира Достоевского,
Киносита демонстрирует амбивалентный характер иронии Достоевского (в соотношении с
романтической и сократовской), мечтательности, подполья, страдания и
сострадания, красоты, романтического эскапизма и бунта. Одновременно Киносита,
отталкиваясь от «закона симпатии» Майкова, классических работ Вяч. Иванова,
Бахтина, Мартина Бу-бера,
А. Скафтымова, медленно, последовательно двигаясь от одной главы к другой (книга
не дробится на отдельные фрагменты, она представляет собой цельное
сочинение с повторяющимися мотивами) формулирует свое понимание антропологии
Достоевского. Иногда
это сухой и строгий научный анализ, но чаще взволнованный поэтический рассказ: в книге
трагическим надрывным мотивом звучит полюбившаяся автору поэтическая формула Бубера
«Возвышенная печаль судьбы» (метафора духовных странствий Льва Николаевича
Мышкина и других «прекрасных» и не очень героев Достоевского). Ничего собственно японского в этих
главах нет: это взгляд, скорее, европейски ориентированного исследователя,
современный взгляд, вобравший в себя достижения отрасли нашей науки, неловко и топорно называемой
«достоевсковедением». О рецепции Достоевского в Японии, о роли
Достоевского в формировании
и развитии новой японской литературы повествуется в последней части книги. Для
русского (и европейского) читателя эти исследования представляют несомненный и
большой интерес. Киносита
останавливается на самых важных этапах освоения японской литературой опыта
Достоевского. Фтабатэй Симэй и Нацумэ Сосэки, основоположники новой японской
литературы, с произведениями которых в России довольно-таки поверхностно
знакомы, стоят
у истоков всё время нарастающего движения японских литераторов и мыслителей к
Достоевскому. Этим классикам новейшей литературы Киносита уделяет особое внимание.
Постижение Достоевского совпало с трагическими событиями в жизни Японии. Марксистски
ориентированная интеллигенция подверглась жестокому преследованию, породив пораженческие
настроения, вылившиеся,
в частности, в увлечение сочинениями Льва Шестова, взгляд которого на творчество
Достоевского пришелся тогда ко двору (так называемый «феномен Шестова»). Свой по необходимости краткий
обзор Киносита завершает рассказом о писателях, образовавших «Школу Достоевского»:
Р. Сиина, Т. Такэда, Ю. Хания. Творчество последнего (особенно роман «Духи умерших»), по мнению
автора, представляет собой наибольшую степень усвоения Достоевского современной
японской литературой.
Вполне возможно -- нам остается довериться тут мнению автора. Правда, превосходно
написанный литературный очерк о поэте морального, метафизического протеста Хагивара
Сакутаро и его
«встречах» с Достоевским позволяет предположить, что такое глубокое проникновение
в поэтическую надрывную мысль Достоевского, очень личное и пронзительное — явление
редчайшее не только
в японской, но и в мировой литературе. Тень уродливой собачонки, преследующей
поэта (стихотворение «Несчастная собачонка») — это вариации на темы Достоевского,
перекликающиеся с
вариациями Алексея Ремизова, у которого так много несчастных и страдающих животных,
взывающих к состраданию. Удивительны и другие «совпадения», другие
«достоевские» мотивы в творчестве японского поэта, желавшего слиться с Достоевским,
признававшегося
в письме к читателю: «Теперь истинно радуюсь, что его тело постепенно
перебирается в мое тело». Отойдем немного от Достоевского и
его японских спутников. Фтабатэй Симэй своим переводом рассказа Тургенева
«Свидание» совершил своего рода коперников переворот: Открыл глаза современникам на новое
видение мира, — на пейзаж, в котором появились светотень, глубина
пространства, воздушная перспектива. Открылась японскому
читателю и красота русской природы, листопадных рощ России. Специфически японская
история, где так неразрывно слиты природа, человек, литература. Возможно, с влюбленности в русскую
природу и начался интерес Киноситы к Достоевскому и русской литературе. Он
неутомимый турист
и созерцатель, радующийся каждой новой встрече с лесом, озером, морем, листопадными и
хвойными лесами. В России он гость частый. Москва и Петербург, Старая Русса и
Михайловское, Ясная Поляна и Кижи, Великий Новгород и Нижний Новгород,
Петрозаводск
и другие города и веси посещались им неоднократно. Киносита не мыслит себе жизни
без непременного, ежегодного путешествия в Россию. Это не чужая сторона
для него, а вторая родина, и не только литературная. Как свои собственные, переживает
он наши трудности,
всегда готовый оказать необходимую помощь. Он чуткий и преданный друг страны,
давшей миру Достоевского, и это чувствуется во всех главах настоящей книги. В.
Тутшанов Предлагаемые читателям в этой книге статьи в
большинстве были опубликованными за больше прошедших 20 лет с 1981 г., как
текстами при случаях то Международного симпозиума Достоевского, то
Международной конференции, то Чтений в музеях Санкт-Петербурга и Старой
руссы, и потом были печатаны или в сборниках статьей «Достоевский – Материалы
и исследования», выпущенных Пушкинским домом, или в альманах «Достоевский и
мировая культура», выпущенных Обществом Достоевского из Москвы и
Санкт-Петербурга или в других сборниках статей. Автор дал книге название «Антропологизм и
поэтика Достоевского», так как сквозные интерес и тема автора заключались и
заключаются в соотношении поэтики и идейной структуры творчества
Достоевского, которое, по взгляду автора, происходит из характера идеей
философского антропологизма Достоевского. Известные бахтинское понятие,
диалогический и полифонический характер поэтики Достоевского предполагает
идейную критику и коренное преодоление натуралистического, объективистского
отношения автора к персонажам, предметам. Сущность этой проблемы не
ограничивается проблематикой только поэтики, а вообще касается
антропологического мировоззрения автора. Без этой точки зрения, бахтинские
понятия по поэтике, по-моему, теряют свой чёткий контур и, как часто
наблюдается, безгранично распространяются совсем в своевольную сторону. М. Бахтин, несомненно наследуя взгляд
поэта Вячеслава Иванова на антропологический принцип Достоевского -
«утвердить чужое «я» не как объект, а как другой субъект», на другой стороне
жалуется на поэта, что Иванов «монологизовал этот принцип, то есть включил его
в монологически формулированное авторское мировоззрение и воспринял лишь как
содержательную тему изображенного с точки зрения монологического авторского
сознания мира. Кроме того, он связывал свою мысль с рядом прямых
метафизических и этических утверждений, которые не подаются никакой
объективной проверке на материале произведений Достоевского»1. Итак Бахтин сразу подчёркивает
важность формы, критикуя Иванова за то, что «от мировоззрения автора он
непосредственно переходит к содержанию его произведений, минуя форму». Сущность философской антропологи
(антропологизм), развившейся на основе идеей Л. Фейербаха, не исчерпывается
односторонне идеей «ты еси». Мы должны отметить другую сторону этой идей,
которая не была не упомянута ни Ивановым ни Бахтиным.. В своих статьях я
часто опирался на работах М. Бубера, потому что этот еврейский мыслитель, мне
кажется, исчерпывающее объясняет двойственность человеческого бытия в
постоянном состоянии динамики перемены «я - ты» и «я – оно», иначе говоря,
двойственность соотношения «ассимиляции (идентификации) с другим» и
«дистанцировании (авторской <сократской> иронии) от него». В свете
воззрения Бубера, по-моему, возможно освещаться до некоторой степени идейная
структура сюжетов произведений Достоевского. Иначе говоря, это представляет
собой истинно диалогическую проблему перемены отношения человека к
окружающим. По моему наблюдению, проявление этой динамической двойственности
крайне свойственна произведениям Достоевского и в развитии идейных сюжетов
(сострадание, утопическая мечта совместной субъективности и их крушение) и в
поэтическом плане, т. е., отношении автора (первичного автора не скованного
временно-пространственной причинностью) к персонажам. С этой точки зрения я
попробовал анализировать произведения «Слабое сердце», «Идиот» и « Сон
смешного человека». В традиции восприятия Достоевского в
Японии такая сущность антропологической идейности и поэтики Достоевского,
иначе говоря, проблема диалогической перемены «ассимиляции и дистанцирования»
была, хотя смутно, отмечена уже в 1880-1890 гг. первым выдающим русистом и
основоположником японской литературы нового времени, писателем Фтабатэя
Симэя. Вслед за Фтабатэем эту проблему в общем идейном и поэтическом плане
развивал больше всех до сих пор национальный и популярный писатель Нацумэ
Сосэки. Он вообще скупо упоминал о Достоевском, тем не менее, в
противоположность направлению японского натурализма в то время развившегося
до пика, он считал самосознание «художественной доминантой в построении
образа героя», как характеризовал Бахтин творчество Достоевского. По моему
наблюдению, Нацумэ Сосэки очень близкий к Достоевскому в антропологизме и
поэтике творчества. В истории восприятия русской
литературы на японскую литературу Тургенев и Л. Толстой оказали определенное
влияние на формирование японского натурализма и эго-романа в литературном
стиле и этических проблемах. А Достоевский открыл глаза японцев на
внутренность человека, на динамику самосознания и психики человека в
критические моменты при столкновении с окружающей средой, то в сложном
отношении с другими во вседневной жизни, то в ситуации давления полицейской
власти во время милитаризма, то в экзистенциальной ситуации на войне и
крушения моральной системы после войны. Японские писатели часто обращались к
творчеству Достоевского и старались научиться способу подойти к таким
сложным, многослойным и многогранным потенциалам проявления личности и
изображать их в художественной форме. В таком поиске своего творческого.
антропологического, метафизического пути писатель Р. Ёкомицу(1898-1947)
предложил постановку «четвёртое лицо», Р. Сиина(1911-1973) увидел «свет за
противоречием», Р. Такэда (1912-1976) интересовался исчерпанностью потенциала
писательского «Я» и Ю. Хания(1910-1997) из слов Ставлогина «небытие» создал
«существо без глаз, носа и ушей» в качестве основного образа своего
творчества. Стоит отметить, что среди японских
авторов статьей и эссе о Достоевском в 1940-50 гг. (прежде дошедшей в Японию
информации о работах М.Бахтина и В.Иванова) были некоторые, кто истолковал
значение «реалист в высшем смысле»(слова Достоевского) в смысле соотношения с
проникновением человеческого бытия «Я-Ты» в буберском смысле. Литературный и
философский критик Караки Дюндзо(1904-1980) в своей статье «Достоевский – Из
мира третьего лица к миру второго лица»(1949) отметил: «Слова Достоевского
<реалистический в высшем смысле> очевидно означают стремление к миру
истинного, т.е., второго лица <Я-Ты>, не вынесши фикцию мира третьего,
то есть определенного формулой 2 х 2, скованного современной физикой, схемами
и законом движения и бесчеловечной категорией временно-пространственной
причинности».1. Другой мыслитель Мори Аримаса(1911-1976),
рассматривая человеческую реальность Подпольного человека, Раскольникова,
Ставлогина и Ивана Карамазова высказывал: «Закрытая в себе и мучащаяся лишним
самосознанием личность освобождается из предела эгоцентрического характера
мышления только в результате участия его в совместной субъективности с другим
субъектам, итак подготовляется для него открытое интуитивное отношение с
самым объектом».2. Такое понимание идей и поэтики
Достоевского японских литераторов подсказало и помогло мне в образовании
своей точки зрения, в принципе основанной на работах Бахтина, Иванова и
Бубера, в контексте восприятия Достоевского в Японии и влияния его на идеи и
поэтику японской литературы. При опубликовании каждой моей статьи с 1981-2005
г. по времени оказали большую помощь в правке и редактировании много русских
друзей и коллег: Галина Павленко, Елена Семенюта, Наталия
Старосельская, Эрика Чхартишвили, Наталия Живолупова, Сергей Серебряный,
Наталия Чернова, Борис Тихомиров и Татьяна Касаткина. Я приношу всем
им глубокую благодарность. И при составлении и издании этой книги искренно
благодарю в содействии Борису Тихомирову, Наталие Ашимбаевой, в последной
работе редактирования Ирине Дмитриевне Якубович, в частности Владимиру
Артемовичу Туниманову, который оказал большую помощь в проведении моей мечты
и плана в жизнь и написал предисловие. |
